Следом за дорожками взялись чистить ступеньки — чтобы никто не поскользнулся и не упал больше ни с одной лестницы в доме. Посыпать их после очистки песком было поручено Альфу, и вскоре они местами стали походить на барханы. А потом из казармы показалось несколько солдат с лопатами и капитан Фьорнфельт, который порыкивал на них с ленцой, скорее для порядка. Вот теперь работа действительно пошла. Счищенный снег стаскивали к дальней стене замка, и вскоре там выросла здоровенная куча. По просьбе Янис-Эль солдаты утрамбовали ее и сбоку сделали ступеньки, а после один из них сбегал за водой на кухню.

В итоге получилась отличная, хоть и слишком короткая ледяная горка, а Лута украсила ее, слепив рядом снеговика — кривого, но милого, как постановили хором все участники этой «стройки века».

С куцей горки катались долго и увлеченно, словно всем — и солдатам, и капитану Фьорнфельту, и Янис-Эль — вдруг стало по пять лет, как Альфу. Сначала скатывались просто так. Потом на спор — кто проедет дальше всех. Победила наука физика, и дальше всех укатился здоровенный Фьорнфельт. Но приз все равно получил не он, а Альф. Тот самый солдат, которому Янис-Эль поручила добыть клык убитого кадехо, как раз принес его, чтобы передать новой госпоже. А та, в свою очередь, не медля вручила его Альфу, который пришел от подарка в полнейший восторг.

На короткое платье Янис-Эль, явно обрезанное впопыхах, солдаты смотрели, скорее, с любопытством и вполне читаемым сексуальным интересом, но точно не осуждающе. А вскоре им и вовсе стало не до того: капитан, заявив, что-то типа: «Потехе — час, а делу — время», весь свободный от патрулирования личный состав выгнал на тренировку.

Янис-Эль некоторое время наблюдала за ними. И уже почти решила, что ей стоит присоединиться к ним и пофехтовать, но тут появилась Ханна, чтобы позвать детей обедать, и Янис-Эль в который раз в этом долбанном доме поняла, что ела последний раз еще вчера и были это одни лишь жалкие бутерброды. Так что она пошла вместе с Альфом и Лутой, и вскоре уже сидела с ними за широким столом на кухне.

Есть после игрищ на свежем воздухе хотелось нестерпимо, и Янис-Эль уже предвкушала, как запустит зубы во что-то горячее, вкусное и мясное, но ее ждало разочарование. Мяса не было, потому как среда в этом проклятущем доме оказалась постным днем (как, впрочем, понедельник и пятница). Размазывая по тарелке кашу, более всего похожую на овсянку, которую Янис-Эль терпеть не могла еще с детского сада, она в который раз размышляла о том, как же ей быть дальше.

Эйсон Несланд — талантливый художник и, судя по всему, просто хороший человек — явно был в опасности. А следовательно, под ударом были и его дети. Альф и Лута. И Янис-Эль слишком хорошо знала себя, чтобы понимать: она не успокоится, пока ситуацию не разрулит. Не поймет причин происходящего, движущих мотивов и перспектив. Именно несправедливость всегда угнетала и задевала ее больше всего. А тут она была так очевидна, что хоть от злости рычи.

Кто и зачем покушался на Эйсона? Что за дрянь дал ему заезжий маг? Халльрод ответ на этот последний вопрос мог дать совершенно точно, но вряд ли согласился бы на это добровольно. Разве что оттаранить его в подвал и применить к его тощему тельцу кое-что из арсенала земного средневековья… Собственно, хватит одной длинной и крепкой веревочки, завязанной узелками, и такой же крепкой палочки… Веревочку вокруг башки, палочку между ней и черепушкой… И немного покрутить. Эффект — выше всяких ожиданий! Такой подход Янис-Эль ничуть не смущал. Допросы разной степени тяжести она в своей прошлой жизни проводила не раз, и не два. Да и на себе кое-что испытала… Но подобное выглядело на этом этапе преждевременным. Да и вообще, надо было учиться действовать тоньше. Не в горячей точке она, в конце концов, находится!

Вторым очевидным шагом было съездить в город и посетить мэтра Курдбаха… Передать ему привет от мэтра Шуппе… Поговорить… Припугнуть, блин! И посмотреть на то, какой будет реакция. Да! Точно! Она сообщит Эйсону, что есть нужда посетить город, прикажет Фьорнфельту и его людям сопровождать себя и… И, помимо прочего, сможет в городе нормально пообедать, черт возьми! Или лучше воспользоваться дядиной каретой?.. Стоп. А вот ее-то она во дворе как раз не видела! Загнали в какой-нибудь сарай, или?.. Янис-Эль перевела сузившиеся глаза на Ханну.

— А он рано утром приказал запрягать и отбыл, не сказавшись куда, — скучливо пояснила та, пытаясь всунуть ложку с неаппетитным варевом Альфу в рот.

«Вот, значит, как — отбыл «не сказавшись», — подумала Янис-Эль и решительно пододвинула к себе чашку с местным полукофе-получаем и тарелку с нарезанным хлебом — кашу жрать было решительно невозможно. — А вчерась ведь ни слова об этом не сказал. Только наводил туман о том, что Янис-Эль главное довериться, раздвинув при этом ножки или оттопырив попку, и все у нее после будет хорошо. Ага. И куда «дорогого дядюшку», интересно, понесло? Фингал прячет или правда дела появились?»

Вообще, судьба над Янис-Эль явно издевалась. Так славно засветить неудачливому насильнику по мордасам, чтобы теперь не иметь никакой возможности увидеть результат! Дядюшка усвистал куда-то, наверняка прихватив с собой того охочего до секса с молодой госпожой солдата, который как-то уже был послан в светлые дали. А Халльрод стараниями младших Несландов лежал в кровати с холодными компрессами на лице и вокруг щиколотки.

После того, как дети доели, и Ханна увела их почитать перед дневным сном, скука навалилась с новой силой. Хотелось действовать. И действовать немедленно. Куда-то идти, что-то искать… Короче говоря, на месте не сиделось вообще. Мама Саши Иртеньевой в таких случаях обычно говорила про свою дочь: «Шлея попала под хвост».

Оставшись одна, Янис-Эль некоторое время уныло бродила по замку, пытаясь придумать себе занятие. Горе-супруг, которого можно было бы еще немного подразнить и посмущать, как окопался у себя в комнате, так и носу не казал. Янис-Эль решила, что он наверняка уже давно поднялся в свое тайное убежище с картинами и засел там, спасаясь от стресса за рисованием.

«Кстати!» — Янис-Эль уже вполне целеустремленно побрела по коридорам и залам Несланд Эльца. На стенах висело старое оружие, чьи-то рога, темные семейные портреты, древние, как дерьмо мамонта, и такие же… коричневые. Сквозь копоть даже лица уже различались с трудом, и только на некоторых — самых старых — можно было рассмотреть характерные островерхие уши. Но где же прекрасные, сказочные и яркие картины Эйсона? Почему они не украшают и без того мрачные стены его родового гнезда? Тоже драгоценный святоша вместе с нормальной жратвой запретил?

«Хороший вопрос!» — решила Янис-Эль и, свернув за угол, чуть не впечаталась в тощее тело, обряженное в белую сутану.

Глава 18

— Вот помяни хорошего человека, а он тут как тут! — возвестила Янис-Эль и внимательно уставилась в лицо пресветлому дору Халльроду.

По всей левой стороне его малоприятной физиономии наливался победным фиолетовым цветом здоровенный синяк. Скверно. Вот был бы он на правой, а левая сторона оставалась чистой, тогда это могло бы стать для святого отца вполне себе полновесным алиби. Ночному гостю Янис-Эль засветила с правой, а значит, потенциальный след должен был остаться на его роже слева. Он и наличествовал, но, согласно официальной версии, после падения с лестницы.

— Здравствуйте, пресветлая дора, — проскрипел Халльрод, изучая Янис-Эль так же внимательно. — Как ваше самочувствие?

— Спасибо, не жалуюсь.

— Мне сообщили, что вы провели всю ночь в комнате супруга и утром проснулись достаточно поздно. Не думаю, что вы в супружеской постели узнали для себя что-то новое, но все же, заботясь о ближнем, не могу не спросить: не требуется ли помощь лекаря? Эйсон слишком долго воздерживался, чтобы…

— Спасибо за заботу, святой отец, но мое, — Янис-Эль нарочно сделала ударение на последнем слове, — здоровье этой ночью совершенно не пострадало.