— Что еще сказать надо?

— Папочка, прости нас!

— Прощение будете просить у дяди. А мне надо пообещать…

Янис-Эль скривилась. На ее непросвещенный взгляд было совершенно бессмысленно требовать от детей говорить: «Я больше не буду шалить!», если всем понятно, что будут и не раз. Нет, на роль Макаренко Янис-Эль не претендовала, но все же кое-какие вещи казались слишком очевидными. А может, все дело в том, что дети были не ее?..

Мысль царапнула и ушла. Янис-Эль молчала до самого конца отповеди, которую старательно прочел детям Эйсон. Думая, что на этом все закончится и можно будет идти во двор, она уже повернулась к дверям, но не тут-то было. Теперь «дорогой супруг» направил свои воспитательные усилия на нее.

— Надеюсь, ты не собираешься ходить в таком виде? — Эйсон обвел рукой штаны и куртку Янис-Эль.

— Мне больше не в чем. Твои домашние кадехо мое платьице совсем испортили.

— Оно что, у тебя — одно?

— Ага, — Янис-Эль усмехнулась.

Эйсон выглядел несколько растерянно. Видно, у него в голове сей факт укладывался плохо.

— Ладно. Я распоряжусь, чтобы тебя, Янис-Эль, во второй половине дня посетила портниха. А пока пойдем. Лута, Альф, отправляйтесь к себе и скажите Ханне, чтобы она одела вас потеплее. Янис-Эль к вам скоро присоединится.

Эйсон углубился в длинные темные коридоры, а после спустился по узкой лестнице, в начале которой заботливо прихватил с собой факел. Распахнув какую-то дверь, «дорогой супруг» сделал Янис-Эль приглашающий жест, пропуская ее перед собой.

«Какой Версаль!» — по-прежнему игриво подумала она и вошла.

Это было громадное помещение, сплошь забитое каким-то шмотьем. Оно было в тюках, на полках и в шкафах — везде. Эйсон дернул Янис-Эль за рукав, направляя в нужную сторону, и вскоре они уперлись в длинный ряд вешалок с характерными темными платьями. Поглядев на них с отвращением, Янис-Эль взяла первое попавшееся и приложила к Несланду.

— Тебе бы подошло, — тот резко отстранился. В свете факела, который делал лицо Эйсона особо фактурным, Янис-Эль отчетливо увидела, как прошлись по его щекам желваки, и закончила мстительно. — А мне длинновато будет.

Янис-Эль уложила платье на пол, а после вынула меч и, особо не целясь, уполовинила имевшуюся длину.

— Ты! — начал было Эйсон, но Янис-Эль подняла голову, в упор уставилась «дорогому супругу» в глаза, и тот споткнулся. — Ты испортила вещь… — упавшим голосом закончил Несланд и отвернулся.

— Я ее подогнала под свой рост, Эйсон. Легким движением руки платье превращается… Превращается платье… — Янис-Эль сложила покалеченную одежку так, чтобы выровнять по длине рукава, и отчекрыжила и их. — Вот. В элегантную тунику.

Янис-Эль убрала меч в ножны, а после, поднявшись, отстегнула пояс, на котором они висели. Накинув на себя платье, которое теперь более всего походило на длинную безрукавку а-ля Д’Артаньян, она перепоясалась поверх и разогнала образовавшиеся складки с живота к бокам. Из срезов неаккуратно торчали нитки, но Янис-Эль постановила на такие мелочи наплевать.

— Тебе идет, — неожиданно сказал Эйсон, и Янис-Эль вскинула на него удивленные глаза. — Ты красивая, Янис-Эль. Наверно, поэтому.

Сделав шаг вперед, горе-супруг положил ей руки на плечи и замер, всматриваясь в лицо. Стало как-то не по себе. Одно дело, самой клеиться к смущенному мужчине и подшучивать над ним, а другое — вот так оказаться с ним наедине в полутемном подвале. И дело было не в том, что Янис-Эль боялась не отбиться. Насиловать ее Эйсон не будет, тут сомнений не было, но… Но что ему сказать, если он?.. Вечный лес!

— У тебя есть опыт подобных отношений?

— В смысле? — Янис-Эль прищурилась и отступила назад. Руки Эйсона безвольно упали.

— Ну… Ты уже спала с людьми?

— Если тебя терзают мысли о моей девственности… — начиная заводиться, почти прорычала Янис-Эль и стиснула кулаки.

Эйсон взглянул удивленно, потом вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и рассмеялся.

— Нет. Драконовы боги. Я и не подумал, что ты воспримешь так. Я вообще думал, уж извини, о себе, а не о тебе.

— В смысле? — опять повторила Янис-Эль и уперла руки в бока.

— Я… У меня никогда не было ни одной эльфийки… Да и женщина была лишь одна — моя ныне покойная супруга… И вот… Короче говоря, я смотрел на тебя и пытался представить, что мы с тобой… И не смог. Как мы будем этим заниматься, если у меня… Если я совсем не хочу тебя, — почти шепотом добавил он и отвернулся.

Янис-Эль хмыкнула и покрутила головой. Было… больно.

— Ты тоже красивый, Эйсон. И я много думаю о тебе в совершенно определенном ключе. Но я точно не собираюсь ложиться с тобой в постель только потому, что это «надо»! Понимаешь? Ты обещал, что позволишь мне доучиться в Академии и получить диплом.

Эйсон кивнул, по-прежнему пряча глаза.

— Твоя позиция после свадьбы изменилась?

Эйсон покачал головой.

— Ну вот и славно. А пока давай постараемся узнать друг друга лучше, насколько это возможно. И для начала просто подружимся.

На лице горе-супруга проступило столь явное облегчение, что Янис-Эль невольно прыснула.

— Что? — Эйсон вскинул одновременно плечи и брови, став похожим на нахохлившегося любопытного воробья.

«Все же мне повезло, и он славный малый», — решила Янис-Эль и шагнула ближе.

— Ты мне кое-что задолжал.

— Я не…

— А я да!

— Ты же сказала — дружба…

— Ага.

Янис-Эль наступала, Эйсон шаг за шагом пятился и в итоге все-таки с размаху сел на груду тюков, сунувшихся ему под колени. Толкнув его в плечи, Янис-Эль навалилась сверху и внимательно изучила опрокинутое и перепуганное лицо мужа.

— Знаешь, я раньше никогда не насиловала мужчин — ни эльфов, ни людей. Хотя иногда сделать это очень хотелось, — сообщила она Эйсону раздумчиво и потерлась носом о его нос.

— Я… — просипел Эйсон и быстро облизнул свои явно пересохшие от волнения губы.

Это было очень возбуждающе. Янис-Эль склонилась и вновь коснулась носом носа Эйсона, потом высунула язык и лизнула уголок его изумленно приоткрытого рта, провела влажную дорожку к шее, где под тонкой кожей суматошно бился пульс. А после, прихватив горе-супруга за короткие волосы на затылке, чтобы не рыпался, наконец-то по-настоящему поцеловала.

Несланд с утра не брился — видно, не до того было, а потому губы, сползая с мягкой кожи чужого рта, то и дело проезжались по неприятно колючей щетине. К тому же Эйсон, придя в себя, тут же попытался вытолкнуть язык Янис-Эль из своего рта и перехватить инициативу, но она рыкнула и не дала. И горе-супруг вдруг… уступил. И тут же стало жарко, сладко и невероятно.

Янис-Эль оторвалась от губ Эйсона и уткнулась ему лбом в плечо. Возле уха теперь слышалось столь же рваное — чуть ли не со всхлипом — дыхание. Полежав чуть-чуть, пережидая приступ острого возбуждения и с сожалением констатируя, что, судя по ощущениям под закинутой на бедра супруга ногой, ответного чувства ее «поцелуйные» усилия не вызвали, Янис-Эль встала и протянула Эйсону руку.

— Вставай. Дети уж, поди, заждались.

Несланд поднялся и, как лунатик, поплелся следом. Янис-Эль пришлось нести факел — супруг явно был не в себе и плохо держался на ногах. На повороте он врезался плечом в угол, на выходе чуть не снес дверной косяк. А после молча удалился к себе и тихонько прикрыл дверь. Янис-Эль постояла, размышляя и прислушиваясь, а после отправилась в детскую. Эйсону явно требовалось время, чтобы прийти в себя.

Детей укутали так, словно они не работать на свежем воздухе собирались, а зимовать в сугробе. Янис-Эль, презрев протесты Ханны, частично разоблачила их, а после выпроводила на улицу. Снег продолжал идти, и те тропинки, которые кто-то уже прочистил во дворе, покрылись тонким слоем свежего снежка. Сначала они почистили эти узкие пути. Причем если Лута действительно помогала, то Альф все больше мешал, путался под ногами и кидался снежками, а когда Янис-Эль отвесила ему вразумляющий поджопник, совершенно не расстроился и стал на неочищенных местах изображать бабочку, гребя ногами и руками по снежной целине.