Послышалось нестройное бормотание, и мэтр возвысил голос.

— Вспоминает ли кто-то изначальное его название — кровь мира?

— Постойте, — вступил в разговор владыка-дракон Кантуниль-Кин-Ха, — вы что же предлагаете?..

— Именно!

«Да что именно-то?!» — взвыла внутри тюрьмы своего (все-таки, слава богу, эльфийского, а не мышиного!) тела Янис-Эль, когда ее вновь подхватили на руки и поволокли вон.

«Куда?» — вопила она, когда ее голой, едва прикрытой какой-то попонкой, вытащили на мороз. «Зачем?» — завывала она вместе с ветром, когда дракон, на которого ее пристроили, взмыл вверх, набирая скорость и высоту. «Мама!» — скулила она, и ей с соседнего крылатого зверя вторили кадехо, которых на этот раз приказано было не оставлять, а, напротив, обязательно взять с собой.

— Они мне расцарапали шею и обоссали со страху спину, — мрачно пожаловался пресветлый лир после приземления. — Но в остальном полет — это что-то совершенно феерическое. Составишь мне компанию, Тэйя, после того, как маги твою подругу починить попробуют?

«Паскуды! — убежденно постановила замерзшая и злая как черт Янис-Эль. — Я тут померла, а им покатушки!» Тем временем ее опять подхватили на руки. Причем за это право некоторое время с Эйсоном воевал треклятый Вазилис. Но дор Несланд возможность самостоятельно тащить супругу все же отстоял. К несказанному облегчению Янис-Эль. Как-то ей этот тип — тезка местного святого с уж очень сильно нетрадиционными взглядами — доверия по-прежнему не внушал.

Куда ее приволокли, Янис-Эль так и не поняла. Да и что собирались делать, не осознала. Эйсон тоже пытался задавать полные тревоги вопросы, но всем было почему-то не до него, и он вскоре замолчал, по-прежнему прижимая к себе Янис-Эль. А та грелась в этой близости, как кот под лучами теплого майского солнышка. Как-то до сих пор никто ее на руках никогда не носил. Раненую в бою перемещали или на носилках, или просто волоком. И все. А тут — такой Версаль! Теперь она очень хорошо понимала знакомых девушек, которые рассказывали ей о чем-то подобном, закатывая глаза от восторга. Это действительно было… приятно. Даже лучше, чем летать на драконе.

Наконец, развившаяся вокруг суета закончилась, и Янис-Эль осторожно забрали у Эйсона из рук.

— А это точно поможет? — с тревогой спрашивал он, до последнего удерживая безвольные пальцы жены.

— Точно, — ответил мэтр Шуппе, но Янис-Эль и не открывая глаз, по одному голосу, могла сказать, что магистр врет — на самом деле никакой уверенности у него не было и в помине.

— Держите кадехо, — скомандовал кто-то решительно, и Янис-Эль внутри себя усмехнулась — интересно, как они собираются это сделать?

— Да, так, — подтвердил сосредоточенный Шуппе. — Они должны быть рядом, но не мешать. А где этот? Третий?

— Тут он. Тут, с-скотина, — прошипел еще кто-то, кого Янис-Эль тоже не узнала. — Изодрал мне все.

— Мяу, — злобно сказал Жиробас, и Янис-Эль опять мысленно улыбнулась. Всех собрали.

— А мышь? Мышь где?

— Так она ж дохлая!

— Драконовы боги! Что, не взяли?

— Да взяли, взяли, Колин, не дребезди, дрын те в зад. Вот она. Ее кадехо сильно обслюнявили, и я ее — видишь? — в холстинку завернул.

— Кидайте ее туда же.

— Точно?

— Не знаю! Не суп же по бабушкиному рецепту варить собираюсь. Осторожнее! Теперь ее опускайте. Медленнее, с ног начинайте. Так. Хорошо.

Янис-Эль почувствовала, что ее замерзших ступней коснулось что-то и вовсе ледяное. «Паскуды! — взвыла она отчаянно. — Куда? Зачем?» Ступни сначала закололо, а потом как кипятком обожгло. А после них — щиколотки, голени, а еще через минуту все сразу — ягодицы, руки, плечи. «Мамочки!» — повторила Янис-Эль, мысленно цепляясь за все, за что только могла. За сознание и без того перепуганных кадехо, за Жиробаса, с которым продолжал, злобно матерясь сквозь зубы, воевать кто-то его сюда и привезший, за дохлую мышь и вполне живого Эйсона, который был где-то рядом и сильно, очень сильно переживал и волновался.

— Теперь совсем медленно, тиха-а… — выкрикнул мэтр Шуппе и от волнения в конце дал «петуха», а после закашлялся. — Бережно. С головой.

И Янис-Эль почувствовала, как какая-то непонятная жидкость, в которую ее все это время садистски медленно погружали, смыкается над ней. «А дышать? — растерянно подумала она. — Или они меня что, утопить решили?..»

Иголочки, которые яростно кололи все ее тело снаружи, по ощущениям стали длиннее и злее и теперь раз за разом пронзали насквозь, впиваясь в сердце, в мозг, в нервные окончания. Боль была адской, но хуже всего оказалось то, что Янис-Эль ее и выплеснуть-то не могла никак. Легкие сдулись и даже, кажется, слиплись… Да что ж за напасть-то такая? Сколько ж можно?!

Рядом скулили и метались кадехо, в некотором отдалении яростно орал Жиробас, кричали саримы в сарае, мычали гаялы на пастбище, и даже черные кадехо далеко в горах поднимали к небесам свои страшные морды и красные яростные глаза и выли так, что люди в соседних деревнях попрятались в дома, заперев двери и ставни. Казалось, все живое на земле, каждая скотинка, птица и таракашка мучились и страдали вместе с Янис-Эль. И это было… страшно. Это было неправильно и жестоко.

— Паскуды! — заорала Янис-Эль и внезапно хлебанула то, в чем ее топили. Причем так, что оно сразу заполнило ее изнутри полностью — легкие, пищевод, желудок. Заполнило и мгновенно всосалось в мясо и кости, выворачивая и скручивая их болью. — Паскудины! Да что б у вас…

Чья-то решительная рука зажала Янис-Эль рот, мгновенно лишив ее возможности огласить весь список «добрых» пожеланий.

— Тихо! — сказал Кантуниль-Кин-Ха и улыбнулся Янис-Эль. — Тихо, девочка! А то такого сейчас в сердцах наворожишь, что всем Советом магов потом будет не расхлебать. И с возвращением. Ну надо же! А я не верил — такая ты дохлая с виду была… Ай! Ты чего кусаешься?

— По старой доброй мышиной привычке, — мстительно ответила Янис-Эль, с некоторым удовлетворением следя за тем, как владыка-дракон потирает укушенную ладонь. А то — дохлая, понимаешь. — Кстати, где мой шустрый четвероногий друг, которого вы утопили вместе со мной?

Но мыши в ванне, в которой все еще сидела Янис-Эль, не было и в помине. Растворилась, просочилась через канализацию?

— Стала частью тебя, как ей и положено, — пояснила дора Фрейя.

Янис-Эль еще пошарила вокруг глазами, но увидела лишь собственные голые и какие-то синие ноги и… И все остальное — такое же голое… Ванна, которая совершенно точно была полна, когда ее в нее опускали, теперь стояла пустой. И Янис-Эль, торопливо прикрыв ладошками стратегические места, почувствовала себя в ней полной идиоткой. В том числе и потому, что вокруг нее толпились все, кто хоть как-то участвовал в операции «Спасение живых мертвецов» — щенки кадехо и Жиробас, мэтр Шуппе и мэтр Курдбах, пресветлый лир Бьюрефельт и его супруга дора Тэйя, владыка-дракон Кантуниль-Кин-Ха и его всадница Рей, Фрейнериль-Мир-Тэ и Эри-Ри, архимаг Лиметрий и совсем уж нежданный дор Тарон. Но Янис-Эль в этот момент хотела видеть только одного из них.

— Эйсон, — позвала она как могла плаксиво, и все вдруг зашевелились, заозирались и стали отступать в сторону. — Эйсон, твою мать! Я голая, я замерзла, я устала, и я дико, просто-таки нереально хочу жрать. Полежишь со мной рядышком сегодня ночью? Ну пожа-а-алуйста…

Глава 42

Столбовое дерево-дом фьора Моберг Янис-Эль категорически не понравилось. Мрачное, приземистое, с толстыми ветками, нескончаемыми подвесными лестницами и заросшими плющом маленькими окнами. Ничего общего с легким, каким-то летящим среди гор Несланд Эльцем. Удирая из «родного дома» в первый свой день в этом мире, Янис-Эль его и не подумала рассматривать. Во-первых, было темно. А во-вторых, просто не до того. Теперь же, когда громада фьора приближалась с каждой минутой, возвышаясь могучей громадой над обычными деревьями Вечного леса, только и оставалось что изучать его.