Янис-Эль помогла Агнессе стянуть с дора Несланда пропитанную потом ночную рубашку со знакомыми кокетливыми кружавчиками у ворота. «Стало быть, служанка мне в качестве сменной одежки вещи этого дуралея притащила. То-то я в них на привидение похожа была — настолько велики оказались», — подумала Янис-Эль и принялась рассматривать мужа. Он был красив. Широкие плечи, руки прекрасной лепки, выпуклая грудь с темными, четко очерченными и весьма привлекательными — о, святой Вазилеос! — сосками. Темный, совершенный по форме провал пупка манил, но взгляд сам собой бежал от него ниже, вдоль узкой полоски волос. Стройная талия перетекала в столь же стройные бедра и длинные ноги. Даже стопы были гармоничны, как у античной статуи — узкие, с высокими подъемом и красивыми идеально вылепленными пальцами. Вот только то, что у «дорогого супруга» имелось между ног, античным назвать язык не поворачивался никак.

Янис-Эль, в бытность ее капитаном Иртеньевой, всегда занимал вопрос: почему древние греки, изображая в камне своих героев и прочих дискоболов, всегда приделывали им совершенно детские пиписьки? Что ими двигало? Крохотная детская плоть казалась красивее? Бред. Как бы то ни было, мужской орган у горе-мужа Янис-Эль был совсем не детским, а очень впечатляющим даже в таком, как сейчас, расслабленном состоянии. Крупный, ровный, прекрасно вылепленный. Так и хотелось погладить — такой нежной даже на вид была обтягивавшая его кожа.

Янис-Эль сглотнула. Одно было совершенно ясно — встреться она с таким вот парнем в прошлой жизни, она бы стала его любовницей с величайшей охотой… Впрочем, на такую, как Александра Иртеньева, красавчик вроде Эйсона, скорее всего, даже и не взглянул бы…

— Придержите ему голову, надо его заставить снадобье выпить.

Присев на кровать, Янис-Эль подняла тяжелую голову Несланда, пристроив ее себе на бедро.

— Вот так. А теперь попробуйте ему зубы разжать.

Янис-Эль нажала на две хорошо известные ей точки по бокам от нижней челюсти, и она тут же распахнулась. Агнесса хмыкнула, покачав головой, но ничего говорить не стала, принявшись осторожно вливать в рот Несланду что-то янтарно-солнечное, пахнувшее травами и летом.

— Прекрасно. Гар вернется, и надо будет господина периодически растирать, чтобы температуру…

Знахарка не успела договорить, как вдруг Несланда, который все еще лежал головой на коленях у Янис-Эль, выгнуло, а в горле у него как-то ужасно забулькало. Агнесса кинулась и едва успела повернуть голову страдальца набок, свесив ее с кровати, как Эйсона мучительно вырвало.

— Драконовы боги! — удивленно выговорила знахарка, вытирая чистой тряпицей перепачканный рот больного. — Что творится-то? Чем это бедолагу рвет?

Янис-Эль посмотрела. Противно ей не было. За свою долгую боевую биографию она побывала в самых разных ситуациях. И первую помощь приходилось оказывать, и за ранеными ходить. Так что брезгливость, если в ней когда и была, то вся вышла. Рвота действительно была странной. Не переваренная пища, которую можно было бы ждать, а что-то черное, даже на вид опасное, неправильное, злое.

Агнесса сунулась ближе, принюхалась, и глаза у нее стали колючими и подозрительными.

— Та-ак… Ох, давно я подозревала…

— Что?

Знахарка помолчала, и ее молодое веснушчатое лицо как-то потемнело, сделавшись суше и строже.

— Надо проверить. Да. Надо мне утром все это проверить.

Агнесса собрала часть того, что вышло из Несланда, в небольшую склянку, остальное тщательно вытерла, а тряпку спрятала в свою большую лекарскую сумку. И только проделав все это, взглянула на Янис-Эль.

— Надеюсь, никому об этом не расскажете, пресветлая дора.

Янис-Эль кивнула.

— Но и вы, госпожа Агнесса, уж потом сообщите мне, к чему пришли после проверки. Чем это таким хитросделанным моего супруга напоил заезжий маг-лекарь.

— За «госпожу» спасибо, пресветлая дора. Но непривычно мне это, смущает. Так что — просто Агнесса. И лучше скажите, откуда вы знаете, что сделал это именно мэтр Курдбах? Он всегда казался мне очень приличным человеком. Скорее, я бы подумала…

Агнесса поджала губы и замолчала, стрельнув глазами в Янис-Эль. Та усмехнулась понимающе. Первым, на кого подумала бы и она сама, был святоша, захвативший власть в Доме. Но ведь и его участие нельзя было исключать. Недаром тогда в комнате Несланда Халльрод сидел рядом с колдующим мэтром Курдбахом.

— Видела, как он с ним, — Янис-Эль кивнула на Эйсона, — возился. Руками над ним водил и поил чем-то. Но мне и в голову не пришло, что это может быть не лекарство, а какая-то пакость.

Агнесса стиснула зубы и отвернулась.

— Рано еще судить. Посмотрим. Надо окно открыть, проветрить, а то…

В этот момент как раз вернулся капитан Фьорнфельт с бутылкой в руках и тут же был брошен на новый фронт работ — Агнесса попросила его открыть ставню на том окне, что было ближе к кровати.

Они просидели возле дора Несланда до самого утра. Эйсона вырвало еще трижды, и всякий раз Фьорнфельт, который хмурился все больше, по просьбе Агнессы уносил горшок с содержимым желудка своего господина прочь из комнаты, а после возвращался с идеально чистой посудиной. «Следы заметают», — решила Янис-Эль и полностью согласилась с этим решением. Вскоре после того, как Эйсона перестало рвать, более не нужный капитан Фьорнфельт заснул в кресле и теперь оглашал комнату громким храпом, но Агнесса упорно продолжала нести вахту, словно стойкий оловянный солдатик. При помощи Янис-Эль она раз за разом обтирала дора Несланда горлодером, пытаясь сбить температуру. И в конце концов, ему действительно стало легче. То ли из-за их усилий, то ли потому, что организм с рвотой сумел избавиться от черной отравы. Как бы то ни было, к утру Эйсон уже не сгорал от внутреннего жара, да и дыхание выровнялось, сделавшись спокойным и ровным.

Янис-Эль вздохнула с облегчением и тут же, как всегда с недосыпу, впала в состояние острого раздражения, которое самым естественным образом сконцентрировалось на ее супруге-«сто рублев убытку».

— Вот ведь горе луковое! — выпалила она после того, как Несланд в который раз сбросил со лба холодный компресс. — И как с такими талантами-то сам жив до сих пор, и людей всех в замке кадехо не пожрали!

Агнесса усмехнулась.

— Он у нас мечтатель, — знахарка неожиданно нежно погладила своего господина по руке, — больше смотрит на облака и птиц в небе, чем себе под ноги. А иногда не мешало бы…

Янис-Эль скривилась.

— Это точно.

— При доре Паломе, пусть ей драконовы облака будут пухом, все было здесь не так. Она была старше, разумней и много крепче стояла на земле, чем наш Эйсон. К тому же еще со времен батюшки пресветлого дора в замке был грамотный управляющий. Господин Лангенфельт. Тогда поместье, несмотря на соседство с границей и регулярные набеги кадехо, процветало. Дора Палома взяла на себя дом. Господин Лангенфельт заботился о хозяйстве за стенами замка.

— А чем тем временем занимался этот долботряс? — Янис-Эль снова поправила на лбу заметавшегося супруга компресс.

Агнесса улыбнулась.

— Познакомитесь ближе, покажет.

— Покажет он, — проворчала Янис-Эль, мрачно зевая. — Уж насмотрелась… Гарнизон — как бандитская шайка, дисциплины — ноль. Гм… Не в укор капитану Фьорнфельту будь сказано. Да и по хозяйству… Пока ехала видела — фермы запущены, в замке хозяйской руки тоже не видно… Мрачно, холодно, как в могиле. А вы, госпожа, говорите — хороший управляющий.

Агнесса только со вздохом покачала головой.

— Так нет уж его, господина Лангенфельта-то. Пресветлый дор Халльрод, как в поместье поселился после смерти доры Паломы, так все тут и переиначил. И управляющего уволил и прежнего командира гарнизона — благородного дора Гриниха.

Янис-Эль кивнула, делая себе в памяти зарубку — в свете этих знаний очень недурственно будет проверить бухгалтерские книги Несланд Эльца и прочую хозяйственную отчетность. Благо в таких делах — хвала мэтру Викстрёму с его строгостью и конспектам Джоанны! — она теперь могла разобраться вполне уверенно.