— Ты ломаешь традиции, Янис-Эль. Люди и без того косятся на эльфийку, которая стала, по сути, правой рукой человеческого короля. Так ты еще и к эльфам со своим иномирным укладом полезла.
— Ничего. Потерпят. «Бог терпел и нам велел», — так говорила моя бабушка, а она была женщиной мудрой. И вообще, я не собираюсь воевать с традициями, Эйсон… Нет, неправильно я сформулировала. Скажем так: я никогда не буду ломать их, устраивая революцию, ломать вместе с людскими судьбами, включая наши с тобой, любовь моя. Это все равно, что сражаться с ветряными мельницами, а я ни разу не Дон… гм… дор Кихот. Традиции или отомрут сами, если окажутся нежизнеспособными, или останутся неизменными, если устраивают всех. Но я никогда не буду спокойно смотреть на жестокость и несправедливость, Эйсон. Да и в любом случае, масштабные перемены невозможны за маленький срок. Это платья можно укоротить за год, а вот уклад жизни того или иного народа… Одно тебе могу сказать, когда мы с Джоанной получали свои дипломы по завершении учебы в Академии, нас на потоке было всего четверо женщин. А среди курсантов, которые тогда же пришли учиться на первый курс, девиц разного возраста и разных рас было уже пятнадцать.
— Ты как ураган, Янис-Эль. Все перевернула с ног на голову. И в моем маленьком мирке, и сразу в двух странах — в Драконьем королевстве и в Вечном лесу. Всего-то год прошел с того момента, как я увидел тебя, а… все так изменилось. Наверно, даже хорошо, что я умру задолго до того, как ты развернешься в полную силу…
Эта тема — несоответствие отпущенного эльфам и людям срока жизни — была самой сложной в их отношениях. В минуты самой черной меланхолии Эйсон любил попугать Янис-Эль тем, что скоро он станет древней развалиной с трясущимися руками и сгорбленной спиной, в то время как его супруга так и останется молоденькой эльфийкой в начале жизненного пути. Думать об этом Янис-Эль не могла и не хотела. Ни сейчас, ни даже, соответствуясь с заветами Скарлет О’Хары, завтра.
Фрейнериль-Мир-Тэ с которой она как-то это решилась обсудить, ничего о спутниках прежних хранителей и хранительниц не помнила, но не исключала, что здесь вполне может работать тот же механизм, что и в случае со всадниками драконов. Их жизни словно синхронизировались, а судьбы становились нераздельными. Янис-Эль искренне надеялась, что в ее случае все окажется именно так. Да! Она на это очень надеялась и, кажется, нашла своим надеждам вполне логичное обоснование.
— Знаешь, я тут подумала… Собственно, давно об этом размышляю… Вот у драконов… У них же есть всадники, да? И, на мой взгляд, их основное предназначение — уравновешивать собственной добротой и мягкостью жестокую и взрывную сущность самих драконов.
— И? — спросил Эйсон. — Ты намекаешь на то, что ты — что-то вроде дракона, и тебе тоже нужен… гм… всадник, чтобы регулярно тебя… ммм… объезжать? Но, знаешь, у меня есть подозрение, что ты вовсе не дракон.
— А кто же? — насторожилась Янис-Эль.
— У тебя в роду кроликов не было?
— Кроликов?
— Это такие серые милые зверьки, которые только и делают, что что-то жуют и трахаются.
— Они еще и плодятся пачками, а это точно не про меня! Я — хранительница…
— Да. И иногда мне кажется, я начинаю понимать, что это на самом деле значит. И что это значит лично для меня. Ты права: у каждого дракона — всадник. А у каждой хранительницы что? Или, вернее, кто? Я тут думал и… Мне пришло в голову слово «посох». То, на что хранительница в своем пути по миру всегда может опереться, тот, кто поможет ей выпасать стада, косяки и стаи своих зверей, кто не подведет и… да, наверно, как и в случае со всадниками, поддержит, если сама хранительница вдруг потеряет равновесие.
— В древних книгах, которые я честно пыталась изучить, ни слова ни о каком посохе нет, Эйсон. Но мне это твое рассуждение нравится. Посох, — Янис-Эль повела рукой вниз по животу Эйсона. — Посох — это звучит весомо… И очень сексуально. У тебя, Эйсон, совершенно фантастический посох.
Тот, улыбнувшись, прикрыл глаза, целиком отдаваясь ощущениям.
— Я люблю его. И я люблю тебя.
Эйсон рассмеялся и подтянул Янис-Эль к своим губам.
— И я лю… — начал он…
И ровно в этот момент в дверь их комнаты настойчиво забарабанили. Янис-Эль, зарычав разъяренной самкой кадехо, вывернулась из рук мужа и уставилась на створки. Ее внутренний радар подсказывал, что за ними… За ними было многолюдно. Или про эльфов так сказать нельзя?.. Как бы то ни было, все эти гады, явившиеся в столь неудачный момент, были сильно взволнованы. Что за? Вот спрашивается: и с чего она решила, что будет хорошей идеей навестить дядю Дитер-Сура в Новый год? Дома бы никому и в голову не пришло лезть к ним с Эйсоном в спальню об эту пору*. Ну разве что Альфу или Луте…
Мысль о детях в очередной раз что-то зацепила в душе, но ее смыло и увело на второй план предчувствие. То самое, что посетило Янис-Эль еще тогда, когда она ехала во фьор Моберг вскоре после своей неудавшейся кончины от магического истощения. Впрочем, это ожидание чего-то важного возникало всегда, как она приезжала сюда, но в этот раз… Да что такое случилось-то? Янис-Эль тревожно глянула на Эйсона, поднялась и, накинув халат на голое тело, отправилась открывать.
В коридоре за дверью обнаружился дядя Дитер-Сур, взбудораженные кадехо, вездесущий Жиробас, радостный Титус-Тит с обслюнявленной печенькой, зажатой в кулаке, и несколько прислужников-пьён. В руках у одного из них Янис-Эль увидела большую плоскую корзину, которая почему-то встревожила ее до необычайности. Она пугала ее и манила одновременно.
Оттеснив с дороги Янис-Эль, дядя Дитер-Сур — совершенно потерянный и выглядевший дико и взъерошенно — вошел в комнату, а за ним потянулись остальные. Титус тут же забрался в шкаф и прикрыл створку, выглядывая наружу через щель. Остальные столпились у кровати, на которую была поставлена корзина. Эйсон — несколько смущенный и даже рассерженный подобным вторжением, подтянул повыше простыню и сел, опершись спиной о подушки.
— Дядя? — спросила Янис-Эль, вздергивая брови. — Что?..
— Янис-Эль, девочка моя, тебе… эм… письмо. Вот. Его… ну-у… оставили, — Дитер-Сур махнул рукой куда-то в сторону и вниз, — у подножия фьора. Ты… эм… почитай, а мы пока пойдем. Титус! Титус, иди сюда, негодник! Опять ты за свое!
Фьорнанг Дитер-Сур выволок сына из шкафа и утащил его за собой. За ним, оглядываясь и перешептываясь, ушли все остальные, кроме Жиробаса и Черта с Ангелой. Кадехо уселись по бокам от кровати, Жиробас вспрыгнул на нее и подошел… Черт! Они оставили корзину! Янис-Эль смотрела на нее вопросительно. Корзина была действительно большой, а сверху ее прикрывала чистая белая салфетка или скатерть. Жиробас ходил вокруг этого плетеного монстра кругами, урчал, словно у него внутри был маленький дизельный мотор, и отирался боками и головой. Какая-нибудь жратва, решила Янис-Эль и перевела взгляд на письмо у себя в руке.
Это был сложенный пополам плотный лист, который Янис-Эль по старой привычке предпочитала называть бумагой.
«Здравствуй, фьорнэ Моберг!» — значилось на самом верху, и Янис-Эль удивленно вскинула брови. Тот, кто писал письмо, явно отстал от жизни, ведь Янис-Эль носила фамилию Несланд уже, считай, ровно год. Пожав плечами, она стала читать дальше.
«Надеюсь, ты меня помнишь. Я пьён Торин-Тор. Я работала в твоем агентстве, а потом в ателье. Ты была добра ко мне, и, должна признать, это стало для меня огромной неожиданностью, потому что до встречи с тобой я думала, что все члены семьи Моберг — злобные, бесчестные твари. Собственно, поначалу я планировала тебя убить, но после передумала. Мне показалось разумнее поступить иначе».
Янис-Эль изумленно покосилась на Эйсона и вновь вернулась к чтению. Ее знаменитая интуиция выла тревожной сиреной, предрекая крупные неприятности.
«Я ушла из твоего магазина, как ты, возможно, знаешь. Твоя забота и участие позволили мне продержаться нужное время. Но теперь мне снова надо заботиться в первую очередь о себе. Мои проблемы остались, я уверена, позади. Теперь — твоя очередь. Это, я считаю, будет справедливо. Ты — наследница фьора Моберг, из-за тебя фьорнис Титус-Тит, который обещал взять меня в жены, вдруг изменил свои планы. Тебе и ухаживать за детьми, рожденными от него, будь он проклят. Слышала, мой бывший женишок повредился умом. Потому детей и отправляю не ему, а тебе. Я хоть и скверная мать, но все же не сука последняя. Уверена, что у тебя возможностей обеспечить им хорошие условия значительно больше. И ты добра, как я успела понять за то время, что общалась с тобой. Засим прощаюсь. Пьён Торин-Тор. Р.S. Придумай малышам имена сама».